На 84-м году жизни умер Василий Песков - журналист «Комсомольской правды», автор очерков и книг, телеведущий и путешественник.
Его читали три поколения и будут читать последующие
В Википедии о нем - несколько строк. «Василий Михайлович Песков (14 марта 1930 года, село Орлово, Центрально-Чернозёмной (ныне — Воронежской) области) — советский писатель, журналист, путешественник и ведущий телевизионной программы «В мире животных» с 1975 по 1990 годы. Отец — машинист, мать — крестьянка. Окончив среднюю школу, работал пионервожатым, шофёром, киномехаником, фотографом, сотрудником воронежской областной газеты «Молодой коммунар», в которой и начал свой творческий путь журналиста. С 1956 года В. М. Песков — фотокорреспондент и очеркист «Комсомольской правды». Первая книга вышла в 1960 году».
|
Может быть, это и правильно, что так немного написано. В Большой советской энциклопедии - не намного больше.. Потому что если начать о нем рассказывать - никакой энциклопедии просто не хватит, пишет сегодняшняя "Комсомольская правда" - газета, которой он отдал 57 лет своей жизни.
|
Когда-то он вел в «Комсомолке» космическую тему, написал один из самых забавных очерков, как сидел в засаде у дома космонавта-2 Германа Титова. Этот очерк вошел в замечательный сборник «Шаги по росе», за который он в 1964 году получил Ленинскую премию.
А еще были «Записки фоторепортёра», «По дорогам Америки», книга документальных очерков о лётчиках-космонавтах «Ждите нас, звёзды!», «Война и люди»...
Правда, он тихонько сгрузил космическую тему на Ярослава Голованова, тоже вполне легендарного журналиста «КП» и ушел в природу.
|
Конечно, напоминать его заметки бессмысленно, их много, ужасно много, и все они хороши. Но одна потом вылилась в целую эпопею - «Таежный тупик», о семье староверов, живших более 40 лет отшельниками в тайге. Это такая тмутаракань: в горах Абаканского хребта Западного Саяна (это Хакасия).
Очерки о Лыковых вырезали из газеты и обменивались с соседями пропущенными частями.
Агафья Лыкова, последняя из рода отшельников, жива. А вот Василия Михайловича уже получается нет.
Когда к нам в редакцию приезжал Владимир Путин, Василий Михайлович дождался, когда поутихнет, в общем-то, свободный, но достаточно официальный разговор, а потом взял Владимира Владимировича в оборот, ратуя за очередной погубливаемый заповедник. И добился охранной грамоты для этого леса, о котором мы и не слышали.
|
А у него все было так: дотошен, порядочен и бессеребренник абсолютный.
Многое в нем заставляло улыбнуться. Например, он всегда ходил в кепке. Фирменный знак. И кепка десятки лет была одна и та же.
|
Или - у него не было телевизора. Когда в редакции решили Пескова обхитрить и подарили ему отличные телек, он отдал его дочке. Из принципа не смотрел.
В нагрянувший век цифровой фототехники до последнего снимал старым добрым механическим «Никоном», который уже был сед от царапин, как и сам Песков, зато не поводил.
Или вот еще: писал всегда карандашом. Как Пришвин. («Заглянул, - рассказывал однажды, - в доме-музее Пришвина к нему в письменный стол, а там карандаши, исписанные так, что и не ухватишь уже!). А потом шел с рукописями в стенографическое наше бюро и лично начитывал стенографисткам.
Очень забавно надписывал книги друзьям: обязательно рисовал себя лысого и птичку, несущую червячка в гнездо. Такой вот был фирменный знак!..
За честь в «Комсомолке» когда-то считалось ставить подпись с именем. А он всегда ставил только В.Песков. И попробуйте поправьте!..
Его читали три поколения и сейчас читает четвертое.
Это вечная журналистика. Потому что в ней были два главных начала - природа и очень интересные люди.
Сейчас это не совсем в моде. Да если честно - совсем не в моде.
Но у моды есть одна особенность - она проходит.
А Песков останется.
Последняя из опубликованных статей Пескова
ВОРОБЬИ
8 августа 2013 года, "Комсомольская правда"
Помню морозное утро. В приоткрытую форточку утекает наружу струйка тепла. Кто это приспособился, греется? Тихо отвожу в сторону занавеску. На ветке у форточки сидит воробей
Нахохлился, вобрал голову, похож на серый пушистый шарик. Нас разделяет только стекло. Воробьиная осторожность должна заставить этот комочек жизни вспорхнуть, соединиться со стайкой замерзших собратьев. Но очень уж хорошо и тепло у окна. Воробей настороженно следит одним глазом. Стараюсь не шевелиться. И воробей начинает подремывать. Маленький глаз закрывается. И я вспоминаю, как сам много раз с мороза усталый засыпал возле печки…
Каждый человек с самого детства знает этих маленьких вороватых птиц. Возле нас они кормятся, согреваются. Их песню - простое чириканье - мы часто вовсе не замечаем. Но стоит ей почему-либо утихнуть, мы чувствуем, что привыкли к этим нехитрым звукам, к бойкому, суетливому проявлению жизни.
Недавно я записал рассказ моряка о воробье, который прижился на корабле и плавал из Черного в Средиземное море. Моряк рассказал, как много радости и приятных забот доставлял матросам этот преданный путешественник. Корабль шел на виду у чужих берегов, но птица ни разу не попыталась слететь на землю. А в Средиземном море, когда к нашему кораблю близко подошел американский ракетоносец, воробью вдруг вздумалось поразмять крылья. «Воробей вспорхнул, и мы на палубе затаили дыхание. Он опустился на мачту к американцам. В бинокль мы хорошо видели: сидит озирается… Посидел минут пять на чужой мачте наш воробей и, видим, взлетел. Летит! Мы все заорали «ура!». Боцман выскочил: в чем дело?! Но тоже заулыбался, когда узнал…»
Воробьи привязаны к человеку. В морозы я наблюдал: они залетают в метро, поселяются под стеклянной крышей московского ГУМа. В Кузнецке я поразился темной окраске птиц. Оказалось, воробьи морозными днями залезают погреться в трубы. Птица охотно пользуется нашим хлебом и нашим теплом. Но попробуйте заманить воробья на ладонь. Почти невозможный случай! Синица садится, а воробей будет держаться поодаль, будет воровато, с оглядкой, прыгать, но на руку сесть не захочет. С воробьями у человека особые отношения.
Помню с детства: как только в огородах поспевали подсолнухи, корзину каждого обвязывали легкой тряпкой - от воробьев. Так и стояли подсолнухи в пестрых платочках. Поспевают вишни в саду - обязательно ставили чучело, тоже от воробьев. Ущерб урожаю в тех местах, где птицы хорошо плодятся и благоденствуют, может быть очень заметным, и потому, наверное, в названии воробья имеется слово в о р. А вора, конечно же, надо бить, гнать. Я не помню, правда, чтобы воробьев избивали. Скорее их всегда прогоняли, пугали. И рядом с красноречивым воробей живет и другое русское слово: воробушек.
Воробей, пожалуй, самая распространенная птица Земли. Любопытно, каковы ее отношения с человеком в других местах? Тут будет уместно вспомнить два любопытных случая.
В Америке воробьев не было. И можно понять переселенцев старой обжитой Европы, когда в 1850 году кто-то из них догадался привезти в Америку «живые символы родины» - несколько пар воробьев. И сразу началось увлечение воробьями. Радость была всеобщей. Газеты посвящали серенькой птице целые полосы. Для нее строили специальные домики, фабриканты выпускали специальный воробьиный корм, поэты писали о птицах стихи. Каждый человек стремился оказать воробьям покровительство. Было образовано общество «друзей воробьев».
И воробьи размножались. Лет через десять от первых переселенцев появилось потомство в несколько миллионов. Полчища птиц бесцеремонно пользовались «дарами гостеприимной земли», в садах пожирали ягоды, а потом набросились на поля.
И любовь сразу кончилась. Люди поняли, что пригрели лаской грабителя. С американским размахом закрутилась машина ненависти к воробьям. Газеты посвящали целые полосы истреблению птиц. Фабриканты выпускали хитроумные сети и яды. Правительство назначало награды за отстрел воробьев.
Война была хлопотливой и затяжной. Но, конечно, птицы в ней победить не могли. Лишенные покровительства и гонимые, воробьи сократились числом и в круговерти жизни заняли «полагавшийся им шесток».
Любопытная история с воробьями в Китае. Тут дело пошло на полное уничтожение. Было подсчитано, сколько в Китае живет воробьев, сколько пшеницы и риса они съедают. Получились крупные цифры. И всем стало видно: терпеть нахлебника невозможно. Войну с воробьями сделали национальной задачей. О воробьях много писали газеты. Мальчишкам раздавались рогатки и другие убойные средства.
Апогеем войны был «всекитайский день борьбы с воробьями» весною 1958 года. «Весь Китай в городах и деревнях ночь и день колотил в тазы и кастрюли, свистел, крутил трещотки». Непрерывный шум держал птиц на крыльях. Но воробьи - никудышные летуны. Два десятка минут, и они валились на землю замертво. «Крыши домов, улицы, тротуары были усыпаны мертвыми воробьями».
После войны с мухами это была «новая большая победа». Но прошел год, и на одном из высоких государственных совещаний о воробьях вспомнили и пожалели, что «победа была слишком большой». Оказалось, без воробьев катастрофически расплодились вредители виноградников и садов. Урожаю был нанесен огромный урон.
ТАК КТО же он все-таки, воробей, - друг или враг? Не следует быть слишком категоричным. Живую природу опасно мерить жесткой меркой: друзья - враги. К живому подобает относиться разумно, не впадая в крайности, не подвергаясь ажиотажу.
Почему, несмотря на очевидный в иных случаях вред, воробей должен быть нами терпим? Во-первых, потому, что воробей не всегда наш нахлебник. Он бывает и нашим помощником. Присмотритесь внимательно: кроме зерен, воробей потребляет огромное число насекомых, особенно в пору, когда кормит птенцов. Стало быть, польза и вред уравнялись. Если мы вспомним к тому же, какую часть урожая мы теряем по бесхозяйственности, то обиды на воробьев покажутся вовсе второстепенными.
Есть и еще одно обстоятельство, заставляющее не гнать этих сереньких птиц. Жизнь человека, особенно в городах, все больше и больше отрывается от естественной жизни людей в окружении живой природы. Чириканье воробья среди огромных строений воспринимаешь как очень дорогой звук.
При поддержке Русского географического общества