Андрей Любка: Книгу нельзя продать, если ее нет в каждом райцентре, на каждом вокзале

• Поделиться
• Печатать

Война – парадоксальное явление. Она несет разрушение, но вместе с тем, в ее огне рождается новое. Раньше трудно было себе представить, что в Мариуполь приедет с презентацией своей новой книги известный украинский писатель. Из довоенного можно вспомнить разве что братьев Капрановых, которые в 2008-м привезли в наш город свой литературный перфоманс  «Потопление ведьм с братьями Капрановыми».

Справка: Андрей Любка уже третий автор, который презентовал в городе у моря свою новую книгу. Как пишет Википедия, Андрей родился в Риге. Долгое время жил в городе Виноградов Закарпатской области. Окончил Мукачевское военное училище. В 2009 году закончил украинскую филологию Ужгородского национального университета, в 2014 - балканистику Варшавского университета.

Автор сборников стихов «Вісім місяців шизофренії» (2007), «Тероризм» (2008), «Сорок баксів плюс чайові»,  книжки прози «КІЛЕР. Збірка історій», книги эссе и колонок «Спати з жінками» (2014) и романа «Карбід» (2015). (Википедия)

В интервью i24.com.ua молодой украинский автор рассказал о том, каково это быть современным украинским писателем и что он увидел на Донбассе.

- Я так понимаю, что на Донбассе вы впервые. Каким он вам представлялся, и что Вы увидели в итоге?

 - Мысли были очень негативные. Стереотипы о Донбассе преимущественно очень негативные. Пролетариат, люди, которые живут такой жизнью, чтобы сходить на работу, потом набухаться, опять на работу, голосуют, за кого им скажут и нигде они не были. Казалось, что здесь удалось просто воспитать вот этот советский менталитет, который ненавидят все. Поэтому Донбасс презирал украинский язык, культуру, литературу, а это признак как раз советского менталитета.

- В свой приезд в Мариуполь Оксана Забужко рассказывала, что сюда просто не пускают украинскую литературу.

- Я думаю, что просто не было запроса. Что значит, не пускали? Никто никогда не приедет сюда с презентацией своей книги сам. Такие вещи происходят по приглашению, когда есть заинтересованные люди. Когда какой-то книжный магазин, организация или кафедра приглашает автора и проводит с ним встречу.

В общем, стереотип был отрицательный. Затем, во время войны он не стал лучше, потому что закарпатские пограничники, приезжали домой, рассказывали, что здесь опасно. Нельзя положиться на местное население, потому что они все настроены враждебно. В какой-то степени это правда. 

Но мне важно было приехать на Донбасс для того, чтобы увидеть собственными глазами, пообщаться с людьми и увидеть, как это все выглядит.

- И что вы увидели?

- Мне показалось, что в Славянске, к примеру, безрадостная жизнь. Честно говоря, я понимаю, что это очень непростая судьба жить в таких некрасивых местах, ландшафте. Но я увидел разнообразие.

Когда мы приехали в Северодонецк, стало понятно, что это не самая индустриальная часть Донбасса. Донбасс разный и нельзя говорить по областям, что это все одно и то же, потому что вокруг Северодонецка много украиноязычных поселений.

Или в Краматорске молодые люди на презентации меня убеждали, что Краматорск - это исторически не Донбасс, а последний город Слобожанщины. Поэтому есть ментальная разница между ними и оккупированными территориями. 

А когда заезжаешь в Мариуполь, то создается впечатление такого европейского портового города. То есть это совсем не то, что можно себе представить. Это мультикультурное место. Здесь есть то, что называют Genius loci, гений места.

Люди, которые проходили на мою презентацию говорят, что они в меньшинстве. Конечно, ко мне приходили проукраинские, проевропейские люди и они рассказывают, что в целом, у большинства в голове почти ничего не изменилось - они и дальше голосуют за своих хозяев.

Мне даже жаль этих людей, и молодежь которая здесь живет и хочет что-то менять. В Краматорске, например, есть пространство «Свободная дом» они супер. Они могли бы быть как сквот в Берлине, но выходишь из того сквота, а вокруг Краматорск ...

-  Расскажите, как вы начали писать?

- Вообще я начал писать еще в третьем классе, но первые серьезные вещи я написал в зрелом возрасте…семиклассника. Все происходило естественно, без каких-либо импульсов, меня не ударила молния, ничего не произошло в моей жизни, просто в какой-то момент я начал писать и до сих пор пишу.

Моя первая книга вышла на втором курсе университета, за нее я получил премию «Дебют» и с тех пор живу жизнью писателя.

«Карбид» - это уже седьмая моя книга. Первой был сборник, который назывался «Восемь месяцев шизофрении». Это была лирическая история о моем собственном романе. Я поступил в университет, влюбился. Восемь месяцев продолжался этот период схождений-расхождений, ссор и так далее. Когда все закончилось, я объединил стихи, которые писал этой девушке такой метафорой болезни восемь месяцев шизофрении, помутнение в голове и так далее.

Второй книгой, которую я уже написал, была книга, которая называлась «Терроризм», сборник стихов, также моя студенческая книга. За эту книгу меня дважды отчисляли из университета. И поэтому я ею доволен.

- А вот об этом поподробнее?

- Я не был плохим студентом. Когда вышла книга, у меня начались проблемы на кафедре, поскольку наши преподаватели начали говорить, как так можно писать, как такое можно издавать. Конфликт продолжался. В какой-то момент мы даже с друзьями сделали флешмоб, повесили табличку «Кафедра советской литературы» на кафедре украинской литературы и это была уже открытая конфронтация. Меня завалили на экзаменах.

А когда я учился в Варшавском университете, то никаких проблем не имел и закончил его блестяще.

- Как так случилось, что от поэзии вы перешли к прозе?

- Когда я перешел к прозе, то литература для меня стала шансом придумывать себе новые жизни. Я жил в Ужгороде. В то время мне казалось (тогда я еще не был в Северодонецке, скажем), что Ужгород скучный город, в котором ничего не происходит, и вообще это какая-то дыра. Сочинение сюжетов для своих персонажей, возможность перевоплотиться в них были шансом для меня прожить еще какую-то другую жизнь.

Я не очень люблю рифмованные стихи. Мне кажется, что это такой большой анахронизм. Рифмованные стихи к западу от нашей границы перестали писать примерно тогда, когда у нас появилось «Слово о полку Игореве» и поэтому я лично отношусь к ним с подозрением. Мне кажется, когда ты пишешь рифмованный стих, ты пишешь не то, что хочешь в него вложить, поскольку рифма заставляет тебя возвращать сюжет в совершенно другое русло. Скажем, если ты пишешь о женщине, и пишешь, что у нее глаза загадочные, как миф, то вместо того, что написать, что у нее красивые волосы ты должен написать, что она недоступна как замок Иф, скажем, чтобы зарифмовать. А ты не хотел писать, что она недоступна, и может она вообще доступная.

  - А что вы делаете, когда нет вдохновения?

 - Кроме того, что я пишу, я еще перевожу с разных языков. Так, с польского языка перевел сборник Богдана Задуры. Это живой классик польской литературы, ему 71 год, обладатель абсолютно всех польских премий. Но в отличие от наших классиков, он нормальный, это очень живой человек, не забронзовелый. Когда мне самому не пишется, я перевожу его стихи.

- Что вы вообще думаете о современной украинской литературе, как ее представитель?

- В принципе, среди авторов современной украинской литературе есть что выбрать, есть детективы, триллеры, литература по высокой полке, есть какие-то любовные истории. Главная проблема, что нет связи с массовым читателем. У нас тиражи такие, как в десятимиллионной стране, а не сорокамиллионные.

Надо еще понимать такую ​​раздвоенность - у нас есть две литературы. У нас есть официальная эта совковая советская литература, объединенная союзом писателей и там 90% левые персонажи. Никто не знае, где их книги издаются, кто их читает, но это официальная литература. Они получают какие-то премии неизвестные, это абсолютно параллельный мир, с которым мы не пересекаемся. Есть сучукрлит.

В Северодонецке, кстати, меня спрашивали, почему вы назвали украинскую литературу сучьей. А я говорю сучукрлит - это современная украинская литература.

Она не получает государственных премий, но в то же время сучукрлит это писатели, которые представляют Украину за рубежом, которых переводят и читают.

У нас также большая проблема с книгораспространением. Отсутствие магазинов создает голод, потому что люди читают то, что есть. Например, книжный магазин «Кобзарь» и на первом этаже на лучшей полке будет треш вроде «Тайны жен российских императоров», посевные календари.

Поэтому наши писатели обычно не могут жить, зарабатывая только литературными гонорарами. Книгу нельзя продать если ее нет в каждом райцентре, на каждом вокзале и так далее. И отсутствие этого создает проблемы для литературы, потому что роман можно написать, когда у тебя для этого есть время, а не когда ты ходишь на работу и не выискиваешь время для того, чтобы написать.

Безусловно, можно написать и работая, но средний уровень литературы для повседневного чтения для широких масс создается трудягами-писателями, которые пишут ежедневно.

Наши писатели, которым удается жить за гонорары, исключительно благодаря иностранным гонорарам, переводам и так далее. За счет украинского рынка выжить совершенно невозможно.

- Может в Украине не хватает литературной просветительской работы ​​государства?

- Если наше государство чем-то начинает заниматься, сразу наступает крах. Хорошо, что наше государство не занимается литературой. Пока нет мудрой политики, то лучше отсутствие политики

Нужно, чтобы человек себе в любом поселке мог пойти и купить актуальную книгу, о которой узнал по телевизору.

- Но есть же интернет-магазины.

- Да,  сейчас немного легче. Но нашему народу лучше, чтобы было под руками. А когда нужно сотворить какое-то дополнительная действие - зайти в интернет, оплатить карточкой, то очень тяжело. Но в других странах ситуация не лучше. Во всех странах современная литература - это дело избранных. К современникам относятся преимущественно ... считают, что это пустое.

- Вы не думали написать книгу о войне?

- Нет, не думал. Я не могу писать о том, о чем не знаю. Мне кажется, что в окопах родится какая-то новая литература. Но я не могу об этом писать, поскольку я не знаю. А в литературе единственное, что я не люблю, это врать.